Мой обычный путь лежал чёрными асфальтовыми дорогами, такими грязными, что человек не смог бы определить, что они асфальтовые, не зная этого наперёд. «Я знаю», – подумала я. Что мне принесла эта мысль? Некоторое довольно глупое удовлетворение. Я всегда разговаривала сама с собой, пока шла куда-то или ехала. Я любила ходить. Другое дело – моя лень. Моя лень всегда со мной. И теперь. И тогда. И, наверное, я от неё никогда не отделаюсь.

            Я «рассекала» на роликах, порой ловя себя на этом тупом в высшей степени глаголе, ловя свою внутреннюю гордость, ни к селу ни к городу являвшуюся ко мне в голову, пока я говорила сама с собой. Или гордость тоже была я?.. Не знаю. Надеюсь, что нет... Я не приветствовала гордость...

            Я проехала мимо женщины, прыснув в кулак. На женщине – молодой женщине – был очень деловой, дорогой, красивый, блестящий костюм, на глаза надвинуты чёрные очки от солнца, в уши вставлены наушники невесть от чего, вдобавок ко всему перед собой она везла самую зауряднейшую коляску. Но не потому я смеялась над ней. Я смеялась над самодовольным, презрительным ко всем прочим выражением лица, над её «непричастностью» ко всему свету, от которого она, видимо, решила отгородиться наушниками и очками. Но лучше прочего, даже лучше дорогого костюма, отгородило её выражение лица. Таких людей я ещё никогда не видела. Это было выражение женщины, которая всегда права и знает это. Но не знает она, почему она в действительности права. «Права», вернее. Молодая, гордая женщина... Ох.

            Я разрезала лужи на маленькие кусочки, которые тут же срастались, и на краткий миг поражалась способности луж к регенерации. Потом мысленно брала себя за волосы и сама била об стенку, поражённая своей «гениальностью». Да, на меня порой находило... Я ехала, почти не глядя по сторонам, полагаясь на ноги, которые сами вели меня по извилистым дорогам моего города. «Долгая дорога к дому». Да, докаталась я до чёртиков. К какому, нафиг, дому?.. Тому, кто скажет, что там, на горе, мой дом, я самолично заехала бы в нос – да, такое у меня было настроение. Подставляйте носы, граждане. И не забудьте заветную фразу.

            Люди, мимо которых я проезжала, с неудовольствием косились на меня. Наверное, если бы у меня были светло-русые прямые волосы и я была бы выше сантиметров этак на пятнадцать, это больше бы нравилось народу. «Я такая, какая я есть», – думала я с удовольствием. На меня без роликов можно было обратить внимание только из-за волос. Знаете, длина моих волос примерно равна моему росту, поделенному на два. С этими развевающимися волосами, в тёмных джинсах, чёрной куртке и вдобавок в роликах... мда-а... Понимаю, почему на меня так пялились. Умные мысли приходят после обеда, если нужны были к завтраку. Ролики я одела для скорости, а с завязанными волосами меня не опознали бы. Извините, люди. Когда приходит твоё время спасать мир, ни к чему думать о своём внешнем виде. На всё уже по-хорошему плевать. «Дзинь!» – и мчишься, летишь, бежишь, как можешь... Но я, к моему вящему сожалению, вышеперечисленными талантами не обладаю. Я обладаю роликами. «Что ж, приезжай на роликах...» – помнится, прогудел грустный голос в трубку, и я натянула ролики и полетела. Ну, почти полетела... Удивительно, что с нашей уникальной АНТИровностью асфальтов я сходу не улетела в лужу или в яму раз этак двести, но, видать, я везучая. Я, конечно, знаю, что я везучая. И потом – сегодня ведь МОЯ ОЧЕРЕДЬ...

            Я приблизилась к горе и присвистнула. В роликах в гору – как вы догадались, люди, это ведь была моя голубая мечта?! Но думать было уже нечего. Я стянула ролики и в носках пошла вверх. Я слышала, чувствовала, понимала, знала, что по горе шли, пройдут, да и идут сотни, может, даже тысячи таких, как я. Но наверху, на горе, было не более пяти десятков таковых. Несколько, человек десять или пятнадцать, пели горную песню. Я тоже раньше была певцом. Я попыталась подпеть, но голос отказал.

            «Здравствуй, девочка. Ты уже выше», – сказал мне неведомый голос.

            «Вот, пришла спасать мир», – храбрилась я.

            «Молодец», – одобрил тот же гулкий, грустный голос.

            «Приступай», – вторили ему остальные.

            Горная песня началась. Под неё я и ткала, и нити пронзительных цветов вырывались из моих ладоней, сплетаясь в единую сеть. Я закрыла глаза, представляя и слыша чудную мелодию горного ветра и певцов – они были одно. Или певцы были горным ветром. Забыть это ощущение всё равно что забыть себя. Я не забыла. Я просто его отставила. Я не певец. Я ткачиха. И я ткала людям будущее. Я ткала ткань времени, а певцы наносили события. Итак.

            Это было почти сном, это было в остановленном времени, в нулевом пространстве. Так. Пока мы не сотворим будущее, его не будет. Всё встанет... и отнюдь не на свои места.

            Закончив, я хлопнула в ладоши. Певцы исчезли. Исчез и призывной. Я осталась одна на горе. Сняла куртку. Провела рукой по волосам. Огляделась.

            Моя очередь.

            Из только что освободившейся от снега земли пробились первые цветы. Пробились и зацвели, благоухая, как утро по дороге в Севастополь. У меня закружилась голова – от воспоминаний.

            Я покачнулась. На горе схватиться было не за что, и я упала прямо на траву на горе. Ещё раз вдохнула сладкий, пряный запах, как от маминого травяного чая.

            И только сейчас в мою голову пришла мысль. Это ведь была моя очередь. И она прошла.

            Моя очередь.

            И она ещё не окончена.

            Четыре. Три. Два. Один.

            Я сказала:

«Иногда людям выпадает шанс изменить мир. Не упустите его, люди».

И меня услышал весь мир.